Царство небесное. Змеи
Если идти по узкой улице у самого подножия гор, мимо лавок с травами и копченым сыром, почти к лесу, то там будет дом, красный, старый, но жилой. В доме живет вдова с сыном и дочкой. По воскресеньям она печет пироги и варит густой, молочный кисель. Когда то давно, когда я еще охотился и разбойничал на здешних хребтах – к ней захаживал один из моих ребят. От него она и нагуляла детей, да только нельзя было детьми удержать того, кто рожден от бури и привык ходить по веткам деревьев, сжимая в правой руке рукоять оружия а в левой – добычу. Он засиделся дома как – то весной, летом и осенью, пропустил сезон охоты, не поднес то, что полагается богам, а потом зимой вышел в ночь из дому и сгинул. Потому что нельзя было так менять свою свободу на жизнь обычную, пусть теплую и сытую. Нужно было хотя бы дерево вместо себя посадить, или куклу какую в лесу оставить, сшитую из свой одежды, клад прикопать. Я не доглядел, а он не сделал, и в итоге пропал.
читать дальшеС тех пор раз в год хотя бы я заходил к его жене, на кусок пирога и кружку киселя, посмотреть на детей, принести им гостинцы «от папы». Помогаю простым и мужским, чувствуя себя странно - поправляю крышу, вожу на реку лошадь, отводя глаз всем односельчанам, что бы не болтали лишнего про молодого мужика, захаживающего ко вдове. Им бы только сплетни плести, а то что баба тучна и проста и втихомолку иметь ее где – нибудь за сараем мне совсем не хочется - никто не подумает.
- ты представь, такие жирные в этом году! За речкой, говорят, прямо киш миш! И у нас, я траву корове режу, смотрю – лежит, греется гадюка. Так я сынку крикнула чтоб бежал, а то босой он, и ее лопатой прямо!
Я перестаю стучать молотком, приколачивая ножку табурета. Убить змею это плохо, очень плохо. А она бодриться, рассказывает как потом еще четверых, и одна из них прямо беременная была. Спрашиваю как давно это было. Она теряется, смотрит на меня все еще улыбаясь и не понимая. Ставлю табурет, беру целый пирог, детскую игрушку и бутылку крепкой наливки. Иду за реку, потому что за этой дурехой придут, и за детьми ее, упадут искрами с неба – самые важные змеи, рожденные человеческой женщиной от грозы или демона. Подползут к порогу те, кто поменьше – духи вод и полей, и никакие костры их не отпугнут, будут лезть, пока не станет земля живой от копошения. Будут ломиться в дом и пролезут из под пола и в замки, как не отгораживайся. Разобьют стекла, отрезая пути, пока главные их будут залетать в хату из печной трубы.
Останавливаюсь под деревом, в ровном кругу чистой земли. У корней валун, под который уходит змеиный лаз. Трава вокруг шипит тихо, шевелится и наблюдает, стережет местного змеиного князя, но и меня боится, хотя я пока что – подносчик бесчувственный, так, пришел наведаться. Без угроз и интереса. Разламываю пирог у корней, кладу поверх игрушку и поливаю наливкой. Сам отступаю немного, смотрю на долину реки между подножиями гор.
- никогда прежде не слышал, что бы ты людям помогал, правитель небесный. Семя твое не прорастает в животах земных женщин, что бы пекся ты о их детях, сердце не привязывается к мужам, что бы они звались твоими друзьями.
Оборачиваюсь, смотрю на говорящего, молодой мужчина, красивый, в расшитом кафтане. Только вместо ног у него змеиный хвост с плотной, лоснящейся и угольно – черной чешуей и брюшко обсидиановое.
- я не помогаю. Просто следую правилам. Если пес служил тебе верно а потом сгинул, оставив свою суку со щенятами – проследи за ними.
Он наклоняет голову и в его ушах переливаются длинные серьги. Не зря змеи считаются соблазнителями одиноких женщин и вдов. И не обязательно им являться в образе покойного мужа – придет так – чистый же принц, любая баба растает. И иссохнется через какое то время после связи с таким, только вот зачем змеям иметь простых сельских баб?
- тем более ты должен понимать, что по правилам, за смерть пятерых своих и одной с потомством.. – он помолчал, смотря в землю, потом поднял на меня холодный взгляд желтых глаз – сегодня как раз гроза.
Я смотрю на шумящую от холодных порывов ветра крону дерева над нами. А рекой кричат петухи, по узкому, скрипучему и шаткому мосту пробежали дети, ловящие в камышах птиц и лягушек.
- я принес тебе подношения за них, и прошу, за них же. Не воюю с тобой, не убиваю твоих, и прежде никогда не убивал хотя ты знаешь, мне под силу справиться с чем угодно. Просто глупая женщина натворила дел, она испугалась и хотела защитить свое потомство. А твои же были на ее территории.
Змеиный князь усмехается, смотрит неотрывно, решает. Знает, что я прав, но и за своих так простить не может, потом спрыгивает на землю и его хвост превращается в ноги.
- я давно не говорил ни с кем, кроме своего племени, а это, оказывается, интересно. Приходи как нибудь просто так, сыграем в нарды или кости, угощу тебя из своих запасов, буду гостеприимным хозяином. А сейчас я возьму одного. Или женщину, что бы мои гады вползали в ее тело, сосали молоко и что бы вынашивала и рожала змей пока не расплатиться. Или девочку в прислужницы, или мальчишку, себе помощником, камни драгоценные пересчитывать. И жить будут, хоть и под землей, и домой раз в год, в этот день отпускать буду.
Я киваю, соглашаясь. Потом вспоминаю свой вопрос
- спасибо за приглашение, князь, и скажи, а зачем вашему племени спать с обычными женщинами? Ваши ведь и красивей, залюбоваться можно когда у воды греются, гибкие, тонкие, и умнее.
- смешанная кровь – самая дорогая. И самая сильная. Вспомни, сколько раз ты проливал свою, что бы заменить ее на изнаночном покрове самой жизнью, чернотой и огнем?
Теперь уже я усмехаюсь, вспоминая. Небо над нами грохочет, опускаются сумерки, по листьям ударяют первые капли дождя, который не прекратится всю ночь, а на утро в красном доме на самой окраине не досчитаются одного человека. Но кого – я уже никогда не узнаю.